|
Новинки появляются в отдельных выпусках, а на страницах сайта отмечаются значком new
№277 (15.05.2005)
15 мая отмечается очередная годовщина со дня рождения Михаила Афанасьевича Булгакова - писателя, об отношении власти к которому в годы его писательской деятельности красноречиво говорит одна из цитат тех времен, когда писали "о Булгакове, который чем был, тем и останется, новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы" ("Комс. правда", 14/X-1926г. ). Ко дню рождения писателя - Цитаты о московской жизни из очерков 1923 года "Столица в блокноте", Цитаты и сцены из пьесы Михаила Булгакова "Иван Васильевич", Биография Михаила Афанасьевича Булгакова.
М.А.Булгаков; о московской жизни из очерков 1923 г. "Столица в блокноте".
М.А.Булгаков; цитаты и сцены из пьесы "Иван Васильевич".
Михаил Афанасьевич Булгаков; биография.
Цитаты из рассказов Михаила Булгакова "Столица в блокноте": "Во что обходится курение", 1923
(впервые - в газете "Накануне", 1 марта 1923)
Из хаоса каким-то образом рождается порядок. Некоторые об этом узнают из газет со значительным опозданием, а некоторые по горькому опыту на месте и в процессе создания этого порядка. Так, например, нэпман, о котором я расскажу, познакомился с новым порядком в коридоре плацкартного вагона на станции Николаевской железной дороги. Он был в общем благодушный человек, и единственно что выводило его из себя - это большевики. О большевиках он не мог говорить спокойно. О золотой валюте - спокойно. О сале - спокойно. О театре - спокойно. О большевиках - слюна. Я думаю, что если бы маленькую порцию этой слюны вспрыснуть кролику - кролик издох бы во мгновение ока. 2-х граммов было бы достаточно, чтобы отравить эскадрон Буденного с лошадьми вместе. Слюны же у нэпмана было много, потому что он курил. И когда он залез в вагон со своим твердым чемоданом и огляделся, презрительная усмешка исказила его выразительное лицо.
- Гм... подумаешь, - заговорил он... или, вернее, не заговорил, а как-то заскрипел, - свинячили, свинячили четыре года, а теперь вздумали чистоту наводить! К чему, спрашивается, было все это разрушать? И вы думаете, что я верю в то, что у них что-нибудь выйдет? Держи карман. Русский народ - хам. И все им опять заплюет!
И в тоске и в отчаянии швырнул окурок на пол и растоптал. И немедленно (черт его знает, откуда он взялся,- словно из стены вырос) появился некто с квитанционной книжкой в руках и сказал, побивая рекорд лаконичности:
- Тридцать миллионов.
Не берусь описать лицо нэпмана. Я боялся, что его хватит удар.
Прихожу в театр. Давно не был. И всюду висят плакаты "Курить строго воспрещается". И думаю я, что за чудеса: никто под этими плакатами не курит. Чем это объясняется? Объяснилось это очень просто, так же, как и в вагоне. Лишь только некий с черной бородкой - прочитав плакат - сладко затянулся два раза, как вырос молодой человек симпатичной, но непреклонной наружности и:
- Двадцать миллионов.
Негодованию черной бородки не было предела. Она не пожелала платить. Я ждал взрыва со стороны симпатичного молодого человека, игравшего благодушно квитанциями. Никакого взрыва не последовало, но за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны (большевистские фокусы!), из воздуха соткался милиционер. Положительно, это было гофманское нечто. Милиционер не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста. Нет! Это было просто воплощение укоризны в серой шинели с револьвером и свистком. Черная бородка заплатила со сверхъестественной гофманской же быстротой. [...] Случай с черной бородкой так подействовал на мою впечатлительную душу (у меня есть подозрение, что и не только на мою), что теперь, куда бы я ни пришел, прежде чем взяться за портсигар, я тревожно осматриваю стены - нет ли на них какой-нибудь печатной каверзы. И ежели плакат "Строго воспрещается", подманивающий русского человека на курение и плевки, то я ни курить, ни плевать не стану ни за что.
__________
Цитаты из рассказов Михаила Булгакова "Столица в блокноте": "Золотой век", 1923
(впервые - в газете "Накануне", 1 марта 1923)
Фридрихштрасской уверенности, что Россия прикончилась, я не разделяю, и даже больше того: по мере того как я наблюдаю московский калейдоскоп, во мне рождается предчувствие, что "все образуется" и мы еще можем пожить довольно славно. Однако я далек от мысли, что Золотой век уже наступил. Мне почему-то кажется, что наступит он не ранее, чем порядок, симптомы которого так ясно начали проступать в столь незначительных, казалось бы, явлениях, как все эти некурительные и неплевательные события, пустит окончательные корни. ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, "Верхнее платье снимать обязательно" и т. под. - это великолепные ступени на лестнице, ведущей в рай, но еще не самый рай.
Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. Весьма возможно, что я выродок, не понимающий великого значения этого чисто национального продукта, столь же свойственного нам, как табачная жвачка славным американским героям сногсшибательных фильмов, но весьма возможно, что просто-напросто семечки - мерзость, которая угрожает утопить нас в своей слюнявой шелухе. Боюсь, что мысль моя покажется дикой и непонятной утонченным европейцам, а то я сказал бы, что с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию, поезда (150 километров в час), всеобщую грамотность и прочее, что уже несомненно означает рай.
И маленькая надежда у меня закопошилась в сердце после того, как на Тверской меня чуть не сшибла с ног туча баб и мальчишек с лотками, летевших куда-то с воплями:
- Дунька! Ходу! Он идет!!
"Он" оказался, как я и предполагал, воплощением в сером, но уже не укоризны, а ярости. Граждане, это священная ярость. Я приветствую ее. Их надо изгнать - семечки. Их надо изгнать. В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится, и все к черту.
__________
Цитаты из рассказов Михаила Булгакова "Столица в блокноте": "Красная палочка", 1923
(впервые - в газете "Накануне", 1 марта 1923)
Нет пагубнее заблуждения, как представить себе загадочную великую Москву 1923 года отпечатанной в одну краску. Это спектр. Световые эффекты в ней поразительны. Контрасты - чудовищны. Дуньки и нищие (о, смерть моя - московские нищие! Родился нэп в лакированных ботинках, немедленно родился и тот страшный в дырах с гнусавым голосом и сел на всех перекрестках, заныл у подъездов, заковылял по переулкам), благой мат ископаемых извозчиков и бесшумное скольжение машин, сияющих лаком.
Москва - котел,- в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет. В отчаянии [...] от зверских извозчиков, поминающих коллективную нашу мамашу, я кинулся в Столешников переулок и на скрещении его с Большой Дмитровской увидал этих самых извозчиков. На скрещении было, очевидно, какое-то препятствие. Вереница бородачей на козлах была неподвижна. Я был поражен. Почему же не гремит ругань? Почему не вырываются вперед пылкие извозчики? Боже мой! Препятствие-то, препятствие... Только всего, что в руках у милиционера была красная палочка и он застыл, подняв ее вверх. Но лица извозчиков! На них было сияние, как на Пасху. И когда милиционер, пропустив трамвай и два автомобиля, махнул палочкой, прибавив уже несвойственное констэблям и шуцманам ласковое: "Давай!" - извозчики поехали так нежно и аккуратно, словно везли не здоровых москвичей, а тяжелораненых.
Все цитаты о московской жизни из очерков 1923 года "Столица в блокноте"
Цитаты из комедии Михаила Булгакова "Иван Васильевич", 1935
- Вот попали так попали! (Милославский; запирает дверь на ключ, выглядывает в окно, отчего шум усиливается; отскакивает)
- Это нам мерещится, этого ничего нету, Николай Иванович, вы ответите за ваш антисоветский опыт! (Бунша-Корецкий Иван Васильевич; управдом)
- Вы дурак! Ой, как они кричат! (Милославский)
- Они не могут кричать, это обман зрения и слуха, вроде спиритизма. Они умерли давным-давно. Призываю к спокойствию! Они покойники. (Бунша)
В окно влетает стрела.
- Видали, как покойники стреляют?! (Милославский)
- То есть... позвольте... вы полагаете, что они могут учинить над нами насилие? (Бунша)
- Нет, я этого не полагаю. Я полагаю, что они нас убьют к лешему. Что бы это сделать, братцы, а? Братцы!.. (Милославский)
- Неужели это правда? Николай Иванович, вызывайте милицию? Без номера! Погибнуть во цвете лет!.. Ульяна Андреевна в ужасе!.. Я не сказал ей, куда пошел... Кровь стынет в жилах!.. (Грохот в дверь, голос: "Отворяй, собака!") Кому это он? (Бунша)
- Вам. (Милославский)
- (в щелку двери) Попрошу не оскорблять! Я не собака! Поймите, что вас не существует! Это опыт инженера Тимофеева! От имени жильцов дома прошу, спасите меня. (Бунша)
Милославский открывает дверь в соседнее помещение.
- Одежа! Царская одежа! Ура, пофартило! Надевай скорей царский капот, а то пропадем! (Милославский)
- Этот опыт переходит границы! (Бунша)
- Надевай, убью!.. (Милославский)
Бунша надевает царское облачение.
- Ура! Похож! Ей-богу, похож! Ой, мало похож! Профиль портит!.. Надевай шапку... Будешь царем... (Милославский)
- Ни за что! (Бунша)
- Ты что же, хочешь, чтобы и меня из-за тебя ухлопали? Садись за стол, бери скипетр... Дай зубы подвяжу, а то не очень похож... Ой, халтура! Ой, не пройдет! У того лицо умней... (Милославский)
- Попрошу не касаться лица! (Бунша)
- Молчи! Садись, занимайся государственным делом. На чем они остановились? Царь и великий князь... повторяй... всея Руси... (Милославский)
- Царь и великий князь всея Руси... (Бунша)
Дверь раскрывается, вбегают опричники, и с ними Дьяк. Остолбеневают.
- (Бунше.) Так вы говорите... царь и великий князь? Написал. Запятая... Где это наш секретарь запропастился? В чем дело, товарищи? Я вас спрашиваю, драгоценные, в чем дело? Какой паразит осмелился сломать двери в царское помещение? Разве их для того вешали, чтобы вы их ломали? (Бунше.) Продолжайте, ваше величество... челом бьет... точка с запятой... (Опричникам.) Я жду ответа на поставленный мною вопрос. (Милославский)
- Царь тут... царь тут... (Опричники в смятении)
- Тут царь... (Дьяк)
- А где же ему быть? Вот что, голубчики, положь оружие!.. Не люблю этого. (Милославский)
Опричники бросают бердыши.
- Не вели казнить, великий государь надежа... демоны тебя схватили, мы и кинулись... хвать, ан демонов-то и нету! (Дьяк)
- Были демоны, этого не отрицаю, но они ликвидировались. Прошу эту глупую тревогу приостановить. Ты кто такой? (Милославский)
- Федька... дьяк посольского приказу... с царем пишем... (Дьяк)
- Подойди сюда. А остальных прошу очистить царскую жилплощадь. Короче говоря, все вон! Видите, вы царя напугали! Вон! (Бунше, шепотом.) Рявкни на них, а то они не слушают. (Милославский)
- Вон!! (Бунша)
Опричники бросаются в ноги, потом выбегают вон. Дьяк бросается несколько раз в ноги.
- Ну, довольно кувыркаться. Кинулся раз, кинулся два, хватит. (Милославский)
- Что же это у тебя, государь, зубки-то подвязаны? Али хворь приключилась? (Дьяк)
- Ты не молчи, как пень, однако! Я не могу один работать! (Милославский Бунше, тихо)
- Зубы болят, у меня флюс. (Бунша)
- Периостит у него, не приставай к царю. (Милославский)
- Слушаю. (Дьяк. Бросается в ноги.)
- Федя, ты брось кланяться... Этак ты до вечера будешь падать... Будем знакомы. А ты что на меня глаза вытаращил? (Милославский)
- Не гневайся, боярин, не признаю я тебя... Али ты князь? (Дьяк)
- Я, пожалуй, князь, да. А что тут удивительного? (Милославский)
- Да откуда ты взялся в палате-то царской? Ведь тебя не было? (Бунше.) Батюшка-царь, кто же это такой? Не томи!.. (Дьяк)
- Это приятель Антона Семеновича Шпака. (Бунша)
- Ой, дурак! Такие даже среди управдомов редко попадаются... (Милославский)
- Опричники царя спасенного видеть желают. Радуются. (Дьяк)
- Э, нет. Это отпадает. Некогда. Некогда. Радоваться потом будем. (Бунше.) Услать их надо немедленно куда-нибудь. Молчит, проклятый! (Вслух.) А что, Фединька, войны никакой сейчас нету? (Милославский)
- Как же это нету, кормилец? Крымский хан да шведы прямо заедают! Крымский хан на Изюмском шляхе безобразничает!.. (Дьяк)
- Что ты говоришь? Как же это вы так допустили, а? (Милославский)
Дьяк бросается в ноги.
- Встань, Федор, я тебя не виню. Ну, вот чего... садись, пиши царский указ. Пиши. Послать опричников выбить крымского хана с Изюмского шляха. Точку поставь. (Милославский)
- Точка. Подпиши, великий государь. (Дьяк)
- (шепотом) Я не имею права по должности управдома такие бумаги подписывать. (Бунша)
- Пиши. Ты что написал, голова дубовая? Управдом? И печать жакта приложил?.. Вот осел! Пиши: Иван Грозный. (Милославский)
- Вот словечко-то не разберу... (Дьяк)
- Какое словечко? Ну, ге... ре... Грозный. (Милославский)
- Грозный? (Дьяк)
- Что ты, Федька, цепляешься к каждому слову! Что, он не грозен, по-твоему? Не грозен? Да накричи ты, наконец, на него, великий государь, натопай ножками! Что же это он тебя не слушает? (Милославский)
- Да как вы смеете?! Да вы!.. Да я вас!.. (Бунша)
- (валясь в ноги) Узнал таперича! Узнал тебя, батюшка-царь... (Дьяк)
- Ну, то-то. Да ты скажи им, чтобы они обратно не торопились. Какое бы им еще поручение дать? Поют потехи брани... дела былых времен... И взятие Казани... ты им скажи, чтобы они на обратном пути заодно Казань взяли... чтобы два раза не ездить... (Милославский)
- Как же это, батюшка... чтоб тебя не прогневить... Ведь Казань-то наша... ведь мы ее давным-давно взяли... (Дьяк)
- А... Это вы поспешили... Ну, да раз взяли, так уж и быть. Не обратно же ее отдавать... Ну, ступай, и чтобы их духу здесь не было через пять минут. (Милославский)
Дьяк выбегает.
- Ну, пошли дела кой-как. Что дальше будет, впрочем, неизвестно. Что же он не крутит свою машинку назад? (Милославский)
- Я должен открыть вам ужасную тайну. Я с собой ключ в панике захватил. Вот он. (Бунша)
- Чтоб ты сдох, проклятый! Все из-за тебя, дурака! Что же мы теперь будем делать? Ну, ладно, тише, дьяк идет. (Милославский)
- (Дьяк. Входит) Поехали, великий государь.
- Не удивились? Ну и прекрасно. (Милославский)
Все цитаты и сцены из пьесы "Иван Васильевич"
Все цитаты из произведений Михаила Булгакова
|
