|
Афоризмы и цитаты из книг российских авторов - Баратынский Е. * Батюшков К. * Берггольц О. * Бердяев Н. * Блок А. * Булгаков М. * Бунин И. * Быков В. * Вяземский П. * Герцен А. * Гоголь Н. * Гончаров И. * Горький М. * Грибоедов А. * Грин А. * Добролюбов Н. * Достоевский Ф. * Есенин С. * Ильф И. * Карамзин Н. * Катаев В. * Колчак А. * Крылов И. * Лермонтов М. * Лесков Н. - новый автор, цитаты * Лихачев Д. * Ломоносов М. * Маяковский В. * Набоков В. * Некрасов Н. * Островский А. * Петров Е. * Пришвин М. * Пушкин А. - новые цитаты * Радищев А. * Рерих Н. * Салтыков-Щедрин М. * Симонов К. * Станиславский К. * Станюкович К. * Столыпин П. * Сумароков А. * Толстой А.К. * Толстой А.Н. * Толстой Л.Н. * Тургенев И. * Тютчев Ф. * Фонвизин Д. * Чехов А. * Шварц Е. * Эйзенштейн С. * Эренбург И.
Россия, конец XX - начало XXI - Акунин Б. * Альтов С. * Высоцкий В. * Гераскина Л. * Дементьев А. * Задорнов М. * Кунин В. * Мелихан К. * Окуджава Б. * Рождественский Р. * Сахаров А. * Снегов С. * Солженицын А. * Суворов В. * Тальков И. * Троепольский Г. * Успенский Э. * Филатов Л. * Черных В. * Шендерович В. * Щербакова Г.
Берггольц Ольга Федоровна (1910-1975)
Цитаты - лист (1) (2) (3) (4) 5
Биография Ольги Берггольц >>
Цитаты из стихотворений Ольги Берггольц
А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужно пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мнимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет,
любви обманутой, больной,
ее нетленно чистый свет
всегда во мне,
всегда со мной.
И никогда не поздно снова
начать всю жизнь,
начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы - ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть.
("Ответ", 1962)
Я сердце свое никогда не щадила:
ни в песне, ни в дружбе, ни в горе,
ни в страсти...
Прости меня, милый. Что было, то было
Мне горько.
И все-таки все это - счастье.
[...]
Пускай эти слезы и это удушье,
пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.
Страшней - всепрощенье. Страшней - равнодушье.
Любовь не прощает. И все это - счастье.
Я знаю теперь, что она убивает,
не ждет состраданья, не делится властью.
Покуда прекрасна, покуда живая,
покуда она не утеха, а - счастье.
("Я сердце свое никогда не щадила...", 1952)
Ни до серебряной и ни до золотой,
всем ясно, я не доживу с тобой.
Зато у нас железная была -
по кромке смерти на войне прошла.
Всем золотым ее не уступлю:
все так же, как в железную, люблю.
("Ни до серебряной и ни до золотой...", 1949)
На собранье целый день сидела -
то голосовала, то лгала...
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?..
Долго с улицы не уходила -
только там сама собой была.
В подворотне - с дворником курила,
водку в забегаловке пила...
В той шарашке двое инвалидов
(в сорок третьем брали Красный Бор)
рассказали о своих обидах,-
вот - был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
старый пепел в сердце шевеля:
штрафники идут в разведку боем -
прямо через минные поля!..
Кто-нибудь вернется награжденный,
остальные лягут здесь - тихи,
искупая кровью забубенной
все свои н е б ы в ш и е грехи!
И соображая еле-еле,
я сказала в гневе, во хмелю:
"Как мне наши праведники надоели,
как я наших грешников люблю!"
("На собранье целый день сидела...", 1948-1949)
Догоняя друг друга,
В желто-серых отрепьях,
Ходят дети по кругу
Мимо голых деревьев.
Точно малые звери,
Лисенята в темнице,..
О, туман желто-серый
На ребяческих лицах!
Двух детей схоронила
Я на воле сама,
Третью дочь погубила
До рожденья — тюрьма...
Люди милые, хватит!
Матерей не казнят!
Вы хоть к этим ребятам
Подпустите меня.
("Испытание. Малолетки на прогулке", апрель 1939;
Арсеналка, Больница)
Кораблик сделала бы я
из сердца своего.
По темным ладожским волнам
пустила бы его.
Волна вечерняя, шуми,
неси кораблик вдаль.
Ему не страшно в темноте,
ему себя не жаль.
И маленький бы самолет
из сердца сделать мне,
и бросить вверх его, чтоб он
кружился в вышине.
Лети, свободный самолет,
блести своим крылом,
тебе не страшно в вышине,
в сиянии родном...
А я в тюрьме останусь жить,
не помня ничего,
и будет мне легко-легко
без сердца моего.
("Испытание. Желание", Май 1939; Одиночка 29)
А в доме, где жила я много лет,
откуда я ушла зимой блокадной,
по вечерам опять в окошках свет.
Он розоватый, праздничный, нарядный.
Взглянув на бывших три моих окна,
я вспоминаю: здесь была война.
О, как мы затемнялись! Ни луча...
И все темнело, все темнело в мире...
("Мой дом", 1946)
И вдруг, с размаху, сорок первый год,-
и каждый дом уже не дом, а дот,
и - фронт Международный в сорок первом.
[...]
...Но этот свист, ночной сирены стоны,
и воздух, пойманный горящим ртом...
Как хрупки ленинградские колонны!
Мы до сих пор не ведали о том.
("Международный проспект", 1956-1963)
От Дона к Волге первая волна —
как нелегко досталась нам она...
И странно было знать, что — пусть не рядом,
но там, где бьет Атлантики волна, -
холодным, пристальным, змеиным взглядом
следит за этим вечером война.
И видит все, во что вложили души...
И это зданье, этот водоем
она уже наметила — разрушить,
как Тракторный тогда,
в сорок втором.
Но мы — мы тоже помним эти годы.
Мы помним — в сорок третьем, в феврале,
на этой же недрогнувшей земле,
здесь, где мы встретили донские воды,
где море, точно памятник, встает
над кровью воинов —
над рубежами славы, -
здесь был навеки перебит хребет
фашистской бронированной державы.
Пусть ни на миг об этом не забудет
тот, кто грозится, что война близка.
У нас развалин на земле не будет.
Мы строим прочно. Строим на века.
("И вновь одна, совсем одна — в дорогу...", апрель 1952)
В небе грозно бродят тучи,
закрываю Данте я...
В сумрак стройный и дремучий
входит комната моя...
Часто-часто сердце кличет
в эти злые вечера:
Беатриче, Беатриче,
неизвестная сестра...
Почему у нас не могут
так лелеять и любить?
Даже радость и тревогу
не укроешь от обид...
Почему у нас не верят,
а позорно и смешно
так любить, как Алигьери
полюбил тебя — давно?..
Тупорылыми словами
может броситься любой,
заклеймили сами, сами
эту строгую любовь...
И напрасно сердце кличет,
затихая ввечеру,
Беатриче, Беатриче,
непонятную сестру.
("Беатриче", 7 октября 1927)
Когда весна зеленая
затеплится опять —
пойду, пойду Аленушкой
над омутом рыдать.
Кругом березы кроткие
склоняются, горя.
Узорною решеткою
подернута заря.
А в омуте прозрачная
вода весной стоит.
А в омуте-то братец мой
на самом дне лежит.
На грудь положен камушек
граненый, не простой...
Иванушка, Иванушка,
что сделали с тобой?!
Иванушка, возлюбленный,
светлей и краше дня, -
потопленный, погубленный,
ты слышишь ли меня?
Оболганный, обманутый,
ни в чем не виноват —
Иванушка, Иванушка,
воротишься ль назад?
Молчат березы кроткие,
над омутом горя.
И тоненькой решеткою
подернута заря...
("Аленушка", 1940)
Сама я тебя отпустила,
сама угадала конец,
мой ласковый, рыженький, милый,
мой первый, мой лучший птенец...
Как дико пустует жилище,
как стынут объятья мои:
разжатые руки не сыщут
веселых ручонок твоих.
Они ль хлопотали, они ли,
теплом озарив бытие,
играли, и в ладушки били,
и сердце держали мое?
Зачем я тебя отпустила,
зачем угадала конец,
мой ласковый, рыженький, милый,
мой первый, мой лучший птенец?
("Два стихотворения дочерям"; 1935, 1937)
| 
