|
Санкт-Петербург - лист (1) (2) (3) 4
В. Набоков:
Цитаты из стихотворений Владимира Набокова о Петербурге
Так вот он, прежний чародей,
глядевший вдаль холодным взором
и гордый гулом и простором
своих волшебных площадей, -
теперь же, голодом томимый,
теперь же, падший властелин,
он умер, скорбен и один...
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
О город, Пушкиным любимый,
как эти годы далеки!
Ты пал, замученный, в пустыне...
О, город бледный, где же ныне
твои туманы, рысаки,
и сизокрылые шинели,
и разноцветные огни?
Дома скосились, почернели,
прохожих мало, и они
при встрече смотрят друг на друга
глазами, полными испуга,
в какой-то жалобной тоске...
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
Повсюду выросла и сгнила
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой - Петербург...
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
Да, были дни, - но беззаконно
сменила буря тишину.
Я помню, город погребенный,
твою последнюю весну,
когда на площади дворцовой,
махая тряпкою пунцовой,
вприсядку лихо смерть пошла!
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
В своей таинственной темнице
Невы крамольная душа
очнулась, буйная свобода
ее окликнула, - но звон
могучий, вольный ледохода
иным был гулом заглушен.
Неискупимая година!
Слепая жизнь над бездной шла:
за ночью ночь, за мглою мгла,
за льдиной тающая льдина...
Пьянел неистовый народ.
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
Не надо, жизнь моя, не надо!
К чему их вопли вспоминать?
Есть чудно-грустная отрада:
уйти, не слушать, отстранять
день настоящий, как глухую
завесу, видеть пред собой
не взмах пожаров в ночь лихую,
а купол в дымке голубой...
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
О, как стремительно, как бойко
катился поезд, полный грез, -
мои сверкающие годы!
Крушенье было. Брошен я
в иные, чуждые края,
гляжу на зори через воды
среди волнующейся тьмы...
Таких, как я, немало. Мы
блуждаем по миру бессонно
и знаем: город погребенный
воскреснет вновь, все будет в нем
прекрасно, радостно и ново, -
а только прежнего, родного,
мы никогда уж не найдем...
("Петербург" ["Так вот он, прежний чародей..."], 1921)
Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
("Петербург" ["Мне чудится в рождественское утро..."],
Берлин, не позднее 14 января 1923)
Я странствую по городу родному,
по улицам таинственно-широким,
гляжу с мостов на белые каналы,
на пристани и рыбные садки.
Катки, катки - на Мойке, на Фонтанке,
в Юсуповском серебряном раю.
("Петербург" ["Мне чудится в рождественское утро..."],
Берлин, не позднее 14 января 1923)
Я помню все: Сенат охряный, тумбы
и цепи их чугунные вокруг
седой скалы, откуда рвется в небо
крутой восторг зеленоватой бронзы.
А там, вдали, над сетью серебристой,
над кружевами дивными деревьев -
там величаво плавает в лазури
морозом очарованный Исакий:
воздушный луч - на куполе туманном,
подернутые инеем колонны...
("Петербург" ["Мне чудится в рождественское утро..."],
Берлин, не позднее 14 января 1923)
Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки
в душе моей, как чудо, сохранится
твой легкий лик, твой воздух несравненный,
твои сады, и дали, и каналы...
("Петербург" ["Мне чудится в рождественское утро..."],
Берлин, не позднее 14 января 1923)
Он на трясине был построен
средь бури творческих времен:
он вырос - холоден и строен,
под вопли нищих похорон.
("Петербург" ["Он на трясине был построен..."], 1922)
|
