|
Новинки появляются в отдельных выпусках, а на страницах сайта отмечаются значком new
№269 (27.01.2005)
С 8 сентября 1941 по 27 января 1944 - около 900 дней продолжалась блокада Ленинграда. 20 августа 1941 немецко-фашистские войска заняли г. Чудово, перерезав железную дорогу Ленинград - Москва. К 21 августа противник вышел к Красногвардейскому укрепленному району на юге, в тот же день финляндские войска захватили г. Кексгольм (ныне Приозерск) на западном берегу Ладожского озера. 30 августа на станции Мга была перерезана последняя железная дорога, соединявшая Ленинград со страной. 8 сентября 1941 противник захватил г. Шлиссельбург, полностью прекратилось сухопутное сообщение с Ленинградом. Началась блокада города, сообщение которого со страной поддерживалось только воздушным путем и по Ладожскому озеру. На юго-западе фронт находился в 6 км от "Кировского завода". В блокированном городе осталось 2 млн. 887 тыс. мирных жителей, в том числе около 400 тыс. детей. С 4 сентября начались артобстрелы Ленинграда, с 8 сентября — массированные налеты авиации: в сентябре, октябре, ноябре 1941 воздушные тревоги объявлялись 251 раз, иногда на 8-9 часов в сутки; в налетах за этот период участвовало до 1500 фашистских самолетов; во время артобстрелов ежедневно на город обрушивалось около 350 снарядов. С осени 1941 в Ленинграде начался голод. Нормы выдачи хлеба неоднократно снижались и 20 ноября 1941 была установлена минимальная норма выдачи: рабочим - 375 граммов хлеба в сутки, иждивенцам и детям - 125 граммов хлеба в сутки. От дистрофии только в декабре умерло 53 тыс. человек, за январь — февраль 1942 от голода погибло около 200 тыс. ленинградцев. В ночь на 22 ноября 1941 открылась ледовая трасса Дороги жизни: по льду Ладожского озера прошли первые 60 полуторатонных машин. В декабре 1941 Ленинград получил электроэнергии почти в 7 раз меньше, чем в июле. Перестало работать большинство заводов, прекратилась подача электроэнергии в жилые дома. В январе 1942 из-за сильных морозов, превышавших 30 градусов, вышли из строя центральное отопление, водопроводная и канализационная сети. Жители ходили за водой на Неву и на другие реки города. В жилых домах были установлены временные печки "буржуйки". Был организован разбор деревянных зданий на топливо. Зимой 1941-42 было законсервировано около 270 фабрик и заводов. Из 68 ведущих предприятий оборонной, судостроительной и машиностроительной промышленности в январе 1942 действовали не в полную мощность лишь 18. В январе 1943 блокада Ленинграда была прорвана, вдоль южного берега Ладожского озера была сооружена железная дорога через Шлиссельбург — "Дорога победы". За время блокады в Ленинграде, только по официальным данным, от голода умерло 641 тыс. жителей (по подсчетам историков — не менее 800 тыс.), от бомбежек и артобстрелов погибло около 17 тыс. человек и около 34 тыс. было ранено. К концу 1943 в Ленинграде осталось около 620 тыс. человек, из которых 80% работали. За время блокады из строя было выведено 840 зданий промышленных предприятий, повреждено около 5 млн. м² жилой площади (в том числе 2,8 млн. м² разрушено полностью), 500 школ, 170 лечебных учреждений. В результате разрушений и эвакуации предприятий в Ленинграде осталось лишь 25% оборудования, которым промышленность Ленинграда располагала до войны. Несмотря на нечеловеческие условия "жизни" в осажденном Ленинграде, с начала войны и до конца блокады ленинградцы изготовили и отремонтировали 2 тыс. танков, 1,5 тыс. самолетов, тысячи полевых и морских орудий, 12 тыс. минометов, 225 тыс. автоматов, около 10 млн. снарядов и мин, верфи достроили и построили 407 кораблей различных классов. Даже в самые трудные времена в осажденном Ленинграде не замирала жизнь: за годы Великой Отечественной войны Ленгосэстрадой было дано свыше 12180 концертов; основные театры города были эвакуированы в глубь страны, но в Ленинграде остался Театр музыкальной комедии, работавший постоянно (театр не работал только в январе-феврале 1942 из-за отсутствия света), были созданы военный театр при Доме Красной Армии, оперный и балетный театр; 2 января 1942 в неотапливаемых выставочных залах была открыта первая выставка художников осажденного Ленинграда; 9 августа 1942 в филармонии при переполненном зале состоялась премьера Седьмой симфонии Д.Шостаковича, написанной в блокадном Ленинграде, ни на один день не прекращали работы сотрудники Публичной библиотеки - несмотря на обстрелы, холод (зимой 1941-1942 температура в помещениях падала до -10-15°) и голод, они снабжали читателей литературой; одним из культурных центров осажденного города стал Эрмитаж, в котором проводились выставки, читались лекции, отмечались юбилеи (так, в октябре 1941 отмечалось 800-летие Низами, а в ноябре 1941 - 500-летие Алишера Навои). Все дни блокады Ленинграда в городе работал радиокомитет; при помощи Всесоюзного радиокомитета передачи из Ленинграда велись на всю страну. С первых дней войны на радио работала поэтесса Ольга Берггольц. (по материалам: Н.Д. Шумилов "В дни блокады", изд. "Мысль", М. 1977; Энциклопедический справочник "Санкт-Петербург") К очередной годовщине снятия блокады Ленинграда - цитаты из произведений Ольги Берггольц, чей голос в дни блокады для всей России был "голосом" Ленинграда, и страницы биографии Ольги Федоровны Берггольц.
Ольга Берггольц; цитаты из произведений
Ольга Федоровна Берггольц; биография
Цитаты из поэм Ольги Берггольц
Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч...
И вот лежал - и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув...
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
являлись маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет, когда замрут вокруг,
за прочный мир, за счастие народов
подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит,- навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда.
("Пусть голосуют дети", 1949)
А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина...
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
одних полозьев жалоба слышна.
Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных...
Так с декабря кочуют горожане
за много верст, в густой туманной мгле,
в глуши слепых, обледеневших зданий
отыскивая угол потеплей.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Вот женщина ведет куда-то мужа.
Седая полумаска на лице,
в руках бидончик - это суп на ужин.
Свистят снаряды, свирепеет стужа...
"Товарищи, мы в огненном кольце".
А девушка с лицом заиндевелым,
упрямо стиснув почерневший рот,
завернутое в одеяло тело
на Охтинское кладбище везет.
Везет, качаясь, - к вечеру добраться б...
Глаза бесстрастно смотрят в темноту.
Скинь шапку, гражданин!
Провозят ленинградца,
погибшего на боевом посту.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Скрипят полозья в городе, скрипят...
Как многих нам уже недосчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев.
Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.
Нам ненависть заплакать не дает.
Нам ненависть залогом жизни стала:
объединяет, греет и ведет.
О том, чтоб не прощала, не щадила,
чтоб мстила, мстила, мстила, как могу,
ко мне взывает братская могила
на Охтинском, на правом берегу.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Уже страданьям нашим не найти
ни меры, ни названья, ни сравненья.
Но мы в конце тернистого пути
и знаем - близок день освобожденья.
Наверно, будет грозный этот день
давно забытой радостью отмечен:
наверное, огонь дадут везде,
во все дома дадут, на целый вечер.
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце, во мраке, в голоде, в печали
мы дышим завтрашним,
свободным, щедрым днем,
мы этот день уже завоевали.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Враги ломились в город наш свободный, -
крошились камни городских ворот...
Но вышел на проспект Международный
вооруженный трудовой народ.
Он шел с бессмертным возгласом в груди:
"Умрем, но Красный Питер не сдадим!.."
Красногвардейцы, вспомнив о былом,
формировали новые отряды,
и собирал бутылки каждый дом
и собственную строил баррикаду.
И вот за это долгими ночами
пытал нас враг железом и огнем...
"Ты сдашься, струсишь, - бомбы нам кричали, -
забьешься в землю, упадешь ничком.
Дрожа, запросят плена, как пощады,
не только люди - камни Ленинграда!"
Но мы стояли на высоких крышах
с закинутою к небу головой,
не покидали хрупких наших вышек,
лопату сжав немеющей рукой.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть как тень тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам.
О да, мы счастье страшное открыли -
достойно не воспетое пока, -
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака;
когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить, когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Да здравствует, да царствует всегда
простая человеческая радость,
основа обороны и труда,
бессмертие и сила Ленинграда!
Да здравствует суровый и спокойный,
глядевший смерти в самое лицо,
удушливое вынесший кольцо
как Человек,
как Труженик,
как Воин!
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце и стуже, в голоде, в печали
мы дышим завтрашним,
счастливым, щедрым днем, -
мы сами этот день завоевали.
И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем.
Мы выйдем без цветов, в помятых касках,
в тяжелых ватниках, в промерзших полумасках,
как равные приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках.
("Февральский дневник", поэма, январь-февраль 1942)
Все цитаты из произведений Ольги Федоровны Берггольц
| 
